«Где бы ты ни был».
- Женщины, - выпалил Мэт, направляя Типуна по пыльной, неезженой дороге, - сродни мулам, - он наморщил лоб. - Погоди-ка. Нет! Скорее - козам. Женщины сродни козам! Хотя каждая, проклятье, считает себя лошадью, да притом еще и настоящей скаковой кобылой. Понимаешь, Талманес?
- Очень поэтично, Мэт, - ответил Талманес, набивая трубку табаком.
Мэт щелкнул поводьями, и Типун поплелся дальше. Вдоль каменистой дороги вытянулись ряды высоких треххвойных сосен. Им повезло, что они наткнулись на эту древнюю дорогу - ее, наверное, мостили еще до Разлома. Она совсем заросла, камни во многих местах растрескались, а некоторых, довольно протяженных кусков дороги, ну… что ж, их просто не было
Сосновая поросль - миниатюрные копии возвышающихся над ними родителей - пробилась не только по обочине, но и прямо между камней. Дорога была неровной, хоть и широкой, что было неплохо. За Мэтом следовало семь тысяч человек, все конные. С тех пор, как Туон отправили обратно в Эбу Дар, они уже почти целую неделю не слезали с седел.
- Женщину невозможно в чем-то убедить, - продолжил Мэт, глядя вперед. - Спорить с ней, ну… словно, играть с друзьями в кости. Только женщине нет никакого дела до проклятых правил игры. Парень, тот постарается тебя надуть… но сделает это по-честному. Воспользуется утяжеленными костями, так, что ты подумаешь, что проиграл случайно. И если ты достаточно глуп, чтобы не заметить подвох, возможно, он отберет у тебя все деньги заслуженно. И это правильно.
А женщина? Она сядет за ту же игру, будет улыбаться и делать вид, что собирается играть. А когда черед дойдет до нее, она бросит пару собственных костей, пустых со всех шести сторон. На всех гранях «пусто», без единого очка. Она взглянет на результат, а потом посмотрит на тебя и скажет: «Вот видишь, я выиграла».
Тебе останется только чесать репу, глядя на проклятые кости. И вот ты таращишься то на нее, то на кости. «Послушай, но на этих костях нет ни единого очка», - попытаешься ты ей возразить.
«Нет, есть», - не соглашается она, - «на обеих костях выпало по единице».
Ты говоришь: «Ровно столько нужно для выигрыша».
«Какое совпадение», - ответит она, собирая твои деньги. А ты остаешься сидеть, ломая голову над тем, что же стряслось. И тут до тебя доходит. Пара единиц вовсе не выигрышный бросок! Потому что у тебя-то была шестерка! А значит, ей требовалось выбросить пару двоек! Ты лихорадочно начинаешь ей объяснять то, что ты только что заметил. И знаешь, что она сделает?
- Понятия не имею, Мэт, - ответил Талманес, сжимая в зубах трубку, из чашки которой поднимался легкий дымок.
- Она возьмет да и потрет пустые грани костей, - ответил Мэт. - И с абсолютно честным лицом заявит: «Извини, тут на кости было пятнышко. Ясно, что на самом деле выпали двойки!» И она в это верит. Проклятье! Она в это верит!
- Невероятно, - сказал Талманес.
- Но это еще не конец!
- Я так и думал, Мэт.
- Она заберет все твои деньги, - Мэт жестикулировал одной рукой, второй удерживая ашандарей поперек седла. - И каждая женщина в комнате подойдет и поздравит ее с удачным броском! И чем больше ты возмущаешься, тем больше проклятых женщин станет с тобой спорить. Тебя моментально задавят количеством, и каждая будет тебе доказывать, как ясно видно двойки на костях, и что нужно перестать вести себя подобно капризному ребенку. Каждой проклятой бабе будет очевидно, что выпали двойки! И даже та чопорная, которая с рождения терпеть не может твою женщину - может, из-за того, что ее бабка украла у бабки той, другой, рецепт любимого пирога, когда они обе были девчонками - даже она будет против тебя.
- Они и в самом деле бесчестные создания, - ровным тоном откликнулся Талманес. Он редко улыбался.
- Когда они закончат, - скорее для себя продолжал Мэт, - ты останешься без гроша в кармане, с целым списком поручений и указаний, что тебе носить и как одеваться, и с жуткой головной болью. И вот ты сидишь, уставившись в стол, и думаешь, только для того чтобы сохранить рассудок: а вдруг там и вправду были двойки? Вот что, я тебе скажу, означает спорить с женщиной.
- А ты это делал. И долго.
- Смеешься надо мной, да?
- С какой стати, Мэт? - ответил кайриэнец. - Ты же знаешь - я никогда такого не сделаю.
- Плохо, - пробормотал Мэт, подозрительно покосившись в его сторону. - Я не прочь посмеяться, - он оглянулся через плечо. - Ванин! На какую еще прыщавую задницу Темного нас занесло?
Толстый бывший конокрад встрепенулся. Он двигался сразу следом за Мэтом. У него была развернута и прилажена к доске карта, так, что он мог читать ее в седле. Он провел, уставившись в проклятую штуковину, добрую половину утра! Мэт потребовал от него скрытно провести отряд сквозь Муранди, а не блуждать в горах месяцами!
- Там Утес Ослепляющего, - ответил Ванин, ткнув толстым пальцем в гору с ровной вершиной, которая была едва видна над верхушками сосен. - Точнее, я думаю, что это он. Это может быть гора Сардлен.
Кряжистый холм был не слишком-то похож на обычную гору. На нем практически не было снежной шапки. Конечно, немногие здешние «горы» были способны поразить воображение в сравнении с Горами Тумана в Двуречье. Здесь, севернее Дамонского хребта, раскинулась цепь низких предгорий. Местность была сложной, но проходимой, если преисполниться решимости. А Мэт был настроен решительно. Во-первых, решительно не дать Шончан снова себя зажать, во-вторых, решительно не попадаться на глаза тем, кому не положено знать, что он здесь. Слишком велика та кровавая дань, что он уже уплатил. Он хотел убраться из этой страны, больше похожей на петлю висельника.